Мой милый друг!
Здравствуй!
Я понес новую потерю.
М. покинула наш город, уехала, по сути, не попрощавшись со мной, воспользовавшись неделей, на которую мне пришлось отлучиться по делам. Новость стала для меня неожиданной и ошеломила, М. сообщила мне по телефону, хотя я давно к ней мысленно готовился и знал, что рано или поздно это произойдет. Я был уверен в том, что расставание окончательное с М. пройдет безболезненно для нас обоих, но, как стало ясно теперь, ошибался. Известие больно кольнуло, я не спал всю ночь, просто не мог заснуть, ворочался в постели и все переживал, размышлял, а перед глазами мелькали воспоминания.
Вот и еще один огромный кусок моего настоящего стал прошлым, ушел в темноту прошедших лет, ушел, видимо, безвозвратно и неизбежно.
Мой милый друг, ты знаешь, что М. была важной частью моей жизни, в какой-то период времени, пожалуй, даже важнейшей, и пусть мы разошлись, более трех лет прошло, но отношения поддерживали добрые, и не было между нами неловкости, обид, досады или озлобленности друг к другу, которые испытывают многие бывшие пары. Нам удалось сохранить теплые отношения, дружеские по сути, но теперь у меня нет и этого.
В отличие от тебя, мой милый друг, я знаю город, в который отправилась М. – нас разделяет полстраны.
Всю ночь меня терзали воспоминания о нашей первой встрече, душили до слез, которые так и не пролились, застряли комом, и утром я поднялся совершенно измученный, разбитый и, кажется, заметно постаревший. Внутри – дикое ощущение пустоты. Все, что было дорого мне, постепенно куда-то уходит, и это пугает абсолютно, рождает ужасное чувство безнадежности.
Мы встретились с М. лет десять назад. Я никогда не рассказывал тебе об этом, мой милый друг, и верно пришло время все исправить. Первая наша встреча прошла в кафе, в одном из тех уютных заведений, которые в последние годы стало модно устраивать в подвалах старинных домов. Мы условились о часе, в послеобеденное время, потому внутри было пусто, устроились за крайним столиком в углу, единственные клиенты в заведении, и заказали кофе.
Это было одно из тех событий, которые запоминаются очень хорошо, до мелочей. М. выглядела очаровательно – в светлом платье и легкой курточке, был апрель, снег не сошел еще и грязными кучками портил вид центральных улиц, но тот день выдался поразительно ясным и жарким, он мог бы прижиться и летом.
Я основательно подготовился к нашему свиданию, мне хотелось приятно поразить девушку с огромными невинными голубыми глазами, которые пленили меня сразу же, как я их увидел, и я навел справки у ее подруг, узнал, что любит она шоколад. Мы о чем-то болтали, как всегда это делают на первом свидании, приглядывались друг к другу, прислушивались, оценивали, и, кажется, я не произвел желаемого впечатления.
Однако с собою у меня был шоколад. В начале встречи, когда нам не принесли еще заказ, я вынул из портфеля подарок – шоколад в форме медали, в обертке из золотистой фольги, такой обычно покупают детям, он дешев и весит считанные граммы. М. приняла подарок с некоторым удивлением, мой милый друг, это действительно выглядело нелепо, подарить девушке на первом свидании не цветы, а крошечный детский кругляш шоколада, но она приняла его, поблагодарила, пусть и несколько растерянно.
Потом мнение ее начало меняться. Спустя какое-то время я вынул из портфеля шоколад другой – это уже была плитка массою граммов пятьдесят, больше предыдущей, но все еще из той же серии маленьких подарков, которые вручают послушным детям. М. звонко рассмеялась, у нее всегда было отличное чувство юмора, и приняла новый подарок уже с искренней благодарностью в глазах.
Как ты догадываешься, мой милый друг, трюк я проделал еще несколько раз. Из портфеля появлялись плитки все большего размера, и заключительной стала плитка поистине гигантская, массою с полкило, какая-то иностранная, я помню, что найти ее мне удалось с величайшим трудом. После кафе проводил М., на улице она приглядывалась ко мне уже без смущения, открыто, жмурилась забавно, после подвального полумрака солнце было ярким ослепительно, раскаленным белым, и мы шли взволнованные, понимая, что рождается в нас нечто новое, еще очень хрупкое и что угодно способно его разбить.
Дома нам предстояло еще раз все взвесить и обдумать, оценить, вспомнить детали, слова и взгляды, уловить в них то, что помогает робкому чувству окрепнуть, и мы справились с нашей задачей. Встречи стали регулярными, хотя и смущали меня какое-то время, ведь я считался уже взрослым достаточно мужчиной, а она была юною студенткой.
Я хорошо помню момент, когда для меня все решилось, он очень ярко запечатлен в моей памяти. Это было несколько месяцев спустя после первого свидания, М. пришла ко мне домой, печальная, а когда я спросил у нее о том, что случилось, не стерпела, и слезы покатились из ясных глаз. Я обнял ее, прижал к груди и что-то нашептывал ей успокаивающее, а она тихо плакала и согласно кивала головой.
В тот день, оказывается, кто-то украл у нее из комнаты кошелек и те немногочисленные украшения, которые имелись. Произошло все в студенческом общежитии, в котором она жила, и для М. стало это неприятным откровением, она от природы человек добрый и светлый, не способный к злу и отрицавший, в то время, само существование его. Понимание того, что именно с нею произошло, потрясло и заставило взглянуть на мир иным взглядом, и новый мир, открывшийся ей, показался М. чудовищным.
Ее некому было защитить в новом мире, и я остро почувствовал это, слушая ее, наблюдая, как утирает платочком она покрасневшие глаза, тонко ощущая ее огромную обиду на негодяя, которые дерзнул нарушить ее добрый мир, который пошатнул в ней веру в хорошее, в порядочность близких, в их искренность. Именно тогда, в тот простой вроде бы момент, я для себя решил все, решил, что буду защищать ее, не дам никому в обиду и что если однажды увижу такие же слезы, такие же покрасневшие глаза и почувствую ту же обиду на мир, то не прощу себе этого никогда.
И я честно держал слово, данное самому себе, о чем М. и не подозревала, оберегал ее и старался даже баловать, все было у нас хорошо.
Прошло семь лет, и что-то изменилось, что-то сломалось в нашей жизни, в наших отношениях, хотя мы по-прежнему не доходили до ссор, не срывались на крик, как происходит во многих семьях, даже не спорили, а просто молчали, каждый в своем углу. Теперь же я думаю, что, вероятно, молчание и стало губительным, что, порой, надо сорваться на крик, что буря может быть полезной, что она способна отрезвить и прояснить разум.
Однажды М. ушла, примерно так же, как сделала это сейчас, вернулась с работы, собрала вещи и обняла меня на прощание, в глазах ее стыли хрустальные слезы, и мы снова ничего друг другу не сказали, понимая, что все к тому и шло.
Мне было больно, мой милый друг, ты, конечно, помнишь то время, и я благодарен тебе за поддержку, за добрые слова и за участие.
Прошедшие три года не были лишены надежды на то, что все изменится, что мы с М. опять будем вместе, что все наладится и решится как-то само собой, как решился сам собою наш разрыв, и несколько месяцев назад, когда мы стали общаться с нею чаще и теснее, я твердо уже думал, что такое возможно.
Однако теперь ее нет в нашем городе, и я думаю, что она не вернется, даже если там, за полстраны от меня, жизнь у нее не сложится.
Как и с тобой, мой милый друг, общими с М. у нас остались лишь воспоминания.
И я вдруг ощутил огромную злобу на весь мир, на время, которое не дает шанса повернуть назад и изменить то, что следовало бы изменить, и даже на людей, которые не ведают о моей печали, которые не виноваты. Что происходит со мной? Почему обычное, ожидаемое известие вызвало такую нестерпимую боль, что ужас и отчаяние стали обычным моим состоянием?
В горькие минуты рядом необходимые счастливые люди, способные поделиться своим счастливым состоянием, передать его по вечным невидимым космическим каналам, по каналам мистическим, так, как умеют это только близкие, но судьба словно в насмешку подбрасывает людей несчастных.
Я встретил одного из таких и вынужден был с ним общаться, выслушивая какие-то гадости об общих знакомых, слушая о каких-то бедах этого человека, о его мнимых болезнях. Знаешь, мой милый друг, бывают люди, счастливые тем, что несчастны. Они – огромные, поразительные притворщики.
Такой человек стремится приобрести особый статус в обществе, даже в мимолетной и случайной компании, за счет жалости, которую сам же провоцирует к себе. Попытки его смехотворны, они жалки сами по себе, и жалость начинаешь испытывать не потому, что он будто бы болен или что от него ушла жена, а потому, что он жалок от природы, потому, что стремится возвыситься над другими за счет своего несчастия, убедить других относиться к нему со снисхождением, чтобы ему прощалось то, что не простят другому.
Почему судьба в минуты горькие сталкивают именно с такими людьми?
Как странно – квартира без М. выглядит совершенно иначе, а жизнь моя с нею кажется теперь каким-то невероятным приключением, о котором сомневаешься, а было ли оно наяву?
М. обещала писать, и я с нетерпением буду ждать ее писем, ее звонков, известий о том, как она устроилась, чем живет, с какими общается людьми и какую нашла работу, я порадуюсь, если она обретет семью, если у нее родятся дети.
Я счастлив тем, что счастливы другие.
Жду известий и от тебя
До свидания, мой милый друг!
